Глаза Дункана внезапно расширились, и на лице его обозначилось такое же удивление, как у Сильвии. Он навзничь упал на кровать, головой на подушку его любовницы, и руки его потянулись к горлу. Из раны, изо рта, из носа текла кровь, и он булькал, пытаясь остановить поток руками.

Ру стоял над ним, сам еле дыша от боли, усталости и потери крови, и смотрел, как кровь его кузена заливает атласные простыни и пышно взбитые подушки. Через несколько мгновений руки Дункана опустились, голова упала на левое плечо, как будто он смотрел на Ру и Сильвию, и жизнь в его глазах потухла.

Ру посмотрел на Сильвию, лежащую у него в ногах, и увидел, что глаза ее так же пусты, как и у Дункана. В дверь били уже чем-то тяжелым, и Ру понял, что они использовали в качестве тарана какое-то бревно.

Он подошел к двери и прокричал:

— Отойдите назад!

Ру отодвинул железный засов и увидел за дверью трех слуг: Сэмюэля, конюшего, имя которого Ру не мог вспомнить, и повара. Повар был вооружен кухонным тесаком, а два других человека держали в руках шпаги.

Ру смерил их взглядом и сказал:

— Отойдите в сторону, если вам не надоела жизнь.

Взглянув на кровавую картину за спиной у маленького человека со шпагой в руке, слуги попятились. Ру шагнул в коридор.

Позади этих троих толпились другие слуги, горничные, повара, садовники и прочая челядь. Ру сказал им:

— Сильвия мертва.

Одна из девиц ахнула, а другая улыбнулась с заметным удовлетворением.

— Сюда движется вражеская армия, — сказал Ру. — Завтра она уже будет здесь. Хватайте свои пожитки и бегите на восток. Если вы этого не сделаете, то завтра ночью вас изнасилуют и убьют или обратят в рабство. А теперь отойдите в сторону!

Никто не посмел ему перечить. Все развернулись и бросились бежать вниз по лестнице.

Ру еле-еле спустился во двор и увидел, что прислуга уже выносит из дома все ценное. Он подумал, не вернуться ли в кабинет Джекоба и убить предателя, но он был слишком утомлен. Ему потребуются все оставшиеся силы, чтобы вернуться домой. Рана его была не такой уж страшной, но, если ее не перевязать, могла причинить немало неприятностей.

Спотыкаясь, он прошел по двору и нашел свою лошадь на том месте, где он сам ее привязал. Сунув шпагу в ножны, он из последних сил взобрался в седло и, дав лошади шпоры, галопом поскакал домой.

Луи перевязывал Ру плечо, а Карли суетилась рядом, держа в руках тазик с водой.

— Не так уж плохо, — сказал Луи. — Кость оголена, но в конце концов это всего лишь лопатка. — Он зашил рану шелковой ниткой и иголкой из швейных принадлежностей Карли. — Очень неприятная, но ничего непоправимого. — Ру дернулся, и Луи прибавил:

— Хотя, конечно, болит просто адски.

Ру, бледный от боли и потери крови, сказал:

— Да уж.

— Хорошо, что артерия не задета, а то был бы ты уже покойником, так что считай, тебе повезло. — Он сделал последний стежок и потянулся за куском ткани, чтобы обтереть рану. — Будем менять повязку два раза в день и следить, чтобы рана была чистая. Если она нагноится, ты сильно намаешься.

Оба они умели перевязывать ран, так что Ру знал, что он в надежных руках. Элен Джекоби сказала:

— Мне так жаль Дункана.

Ру сказал им, что на них с Дунканом напали бандиты. Он посмотрел на Карли и решил, что скажет ей правду, когда все будет кончено, когда семья будет в безопасности и он сможет просить у нее прощения. Он никогда не смог бы полюбить свою жену, но теперь он знал, что их отношения намного прочнее той иллюзорной любви, которую он питал к Сильвии.

Всю дорогу домой он клял себя за глупость. Как он мог подумать, что она его любит? Его никто никогда не любил, разве что Эрик и другие его товарищи, с которыми он служил за морем, но это была братская любовь. Он никогда не знал любви женщин, только их объятия.

Дважды по лицу его скатились слезы, когда он вспомнил, сколько раз он мечтал, чтобы эта чудовищная сука была матерью его детей, и в его душе росла злость на себя самого.

И Дункану он доверял… Как можно быть настолько слепым? Он позволил легкому обаянию и родственным чувствам ввести себя в заблуждение. На самом же деле Дункан был ленив, корыстен и развратен. Он был истинным Эйвери, решил Ру.

Выпив кружку воды, которую дала ему Элен, Ру сказал:

— Луи, если со мной что-нибудь случится, я хочу, чтобы ты управлял «Эйвери и сыном» у Карли.

В глазах Карли заблестели слезы.

— Нет! — Она встала на колени перед мужем и произнесла как заклинание:

— С тобой ничего не случится! — Она была в отчаянии при одной мысли о потере Ру.

Ру улыбнулся.

— Кое-что почти случилась этой ночью. Я не собираюсь в ближайшее время покидать этот мир, но я видел достаточно войн, чтобы знать, что человека никто не спрашивает, когда ему лучше умереть. — Он поставил пустую кружку и схватил жену за руки. — Я говорю просто «на всякий случай», не более того.

— Я понимаю.

Тогда он посмотрел на Элен и сказал:

— Я бы хотел, чтобы вы остались с нами на некоторое время. Я имею в виду, когда все закончится. Мы все будем вынуждены заново строить свой быт, и чем больше друзей будет вокруг, тем лучше для всех.

Она улыбнулась и сказала:

— Конечно. Вы были так добры ко мне и детям. Они относятся к вам, как к родному отцу, и я просто не знаю, как вас благодарить за все, что вы для нас сделали.

Ру встал.

— Я боюсь, что обе наши компании к концу войны окончательно обанкротятся.

Элен кивнула и сказала:

— Мы выживем. А потом мы все восстановим.

Ру улыбнулся и посмотрел на жену, у которой до сих пор был испуганный вид.

— Вам обеим нужно немного поспать. Мы уезжаем через несколько часов, а до этого нам с Луи надо многое обсудить.

— Ты же ранен, — сказала Карли. — Тебе необходим отдых.

— Я отдохну в карете, обещаю тебе. Пару дней я не буду садиться в седло.

— Очень хорошо, — сказала она, — махнув Элен, чтобы та шла наверх.

Обе женщины проснулись, когда Ру вернулся, и на них были длинные ночные рубашки. Когда они поднимались по лестнице, Луи не сводил с Элен взгляда, а потом сказал:

— Она настоящая женщина.

Ру восхитился тому, как изящно ткань ночной рубашки обняла изгиб ее бедра, когда она поднималась по ступенькам, и сказал:

— Я всегда так думал.

— Так что произошло на самом деле? — спросил его друг.

Ру посмотрел на Луи.

— Что ты имеешь в виду?

— Я знаю, как выглядит рана, нанесенная кинжалом. Я могу даже сказать, что тебя ударили сбоку и сзади. Если бы такой удар нанес действительно бандит, ты бы здесь не сидел. — Он сел напротив Ру. — И бандиты не нападают на вооруженных людей, у которых с собой нет ничего ценного.

— Я ездил к Эстербруку.

Луи кивнул.

— Ты застал Дункана с Сильвией.

— Ты знал?

Воин снова кивнул.

— Конечно, я все знал. Я же не слепой и не идиот.

— Мне сейчас кажется, что я был слепым идиотом.

— Большинство мужчин дуреют, когда начинают думать вот этим. — Он ткнул пальцем в пах Ру. — Дункан больше года спал с этой потаскухой.

— И ты ничего мне не сказал! Почему?

Луи вздохнул.

— Когда-то именно из-за женщины мне пришлось с позором покинуть родезийский двор. Меня сделала дураком жена одного нотабля. Я ранил его на поединке. К тому времени, когда я добрался до Крондора и был схвачен, он умер, и меня должны были повесить за убийство. Вот тогда-то мы с тобой и оказались в одной камере. — Он кивнул своим воспоминаниям. — Я знаю, каково быть влюбленным, ослепленным красотой, знаю, как легко лишает разума нежное прикосновение и теплый аромат. Я знаю, что леди, которая искалечила мне жизнь, была расчетливой сукой, что после того, как я покинул ее постель, я был ей нужен не больше, чем слуга, который начистил башмаки, но даже теперь мысль о ее теле при свечах пробуждает во мне желание. — Он закрыл глаза. — Я не могу утверждать, что, явись она сейчас, и позови меня снова разделить ее ложе, мне хватило бы мудрости сказать «нет». Некоторые люди никогда не учатся, а другие успевают поумнеть прежде, чем станет слишком поздно. К каким из них можно отнести тебя?